Виктор Петрович вел спокойную, размеренную жизнь, какую только и может вести скромный преподаватель математики в провинциальном городке. Он не стал бы героем нашей истории, если бы однажды вечером ему не пришлось возвращаться домой из соседнего поселка на такси. (Вообще-то, он не ездил на такси, но в тот раз опоздал на последнюю маршрутку).

— Вот, вы как считаете, существовал ли закон всемирного тяготения до Ньютона?— как бы невзначай спросил таксист, приглушив радио.

— А как же иначе,— рассеянно ответил Виктор Петрович.— Ньютон же его открыл, а не придумал.

Глаза таксиста загорелись. Философия была его коньком, в особенности учения эмпириков. Коллеги по таксопарку не разделяли его интересов. Как тут не отвести душу с образованным пассажиром?

— Ага, значит закон был до появления первого человека и не исчезнет даже когда Солнечная система распадется на атомы?

— Ну, а как же иначе?

— А до Большого Взрыва? Вот только представьте: нет ни времени ни пространства ни мысли ни того, кто бы мог ее подумать — совсем ничего. Сидит себе закон Ньютона непонятно где и ждет не дождется: когда, мол, меня откроют?

Огни поселка остались позади. Узкое шоссе свернуло в лес.

— Да если от меня потребуют поверить в такое существование,— распалялся таксист,— то не удивлюсь, если сейчас на дорогу выскочит леший!

Надо сказать, леший в это время и в самом деле собирался переходить дорогу, чтобы проверить грибницу в рощице за холмом, но увидев свет фар, решил не высовываться. Когда автомобиль промчался, шоссе утонуло во мраке, силуэт лешего слился с кустами и никто не смог бы поручиться за факт его существования.

— В нашей голове — вот где живут все эти законы, и нигде больше.— заключил таксист, отсчитывая сдачу возле подъезда. Войдя домой, Виктор Петрович покормил кота, поставил чайник на плиту и сел проверять домашние задания. Кот улегся на столе. "Вот Миронов, в своем репертуаре. Голова хорошая, мог бы стать отличником, но до чего невнимательный! Перепутал прилежащий катет с противолежащим"…

— Кот, а ну-ка на свою половину!

За несколько лет совместной жизни Виктор Петрович так и не придумал своему питомцу подходящего имени. Коту дозволялось лежать на столе при условии, что он умещается на отведенной ему половине, где нет тетрадей, учебников и футляра для очков. Виктор Петрович отвернулся к окну и задумался. Что там говорил таксист? Выходит, и законы тригонометрии не существуют, пока о них никто не думает?

Дорогу за окном освещал лишь светофор. Легковых машин уже не было. Изредка громыхали грузовики, перевозившие неведомо что из одной бесконечности в другую. Учитель задремал. И так случилось, что в этот самый момент никто — совершенно никто на свете — не вспомнил о тангенсе. Я имею в виду, конечно, Вселенную во всем ее многообразии, включая огненный мир, населенный драконами, и пустынную планету Джалег-Цза, где раз в столетие крабообразные твари выползают из пещер погреть панцыри в лучах фиолетового солнца, и ту невидимую реальность, где любая вещь возникает стоит только о ней подумать-

В этот самый миг мотоциклист, начавший входить в поворот, вдруг почувствовал, что наклон и скорость совершенно не соответствуют радиусу поворота, колесо теряет форму, а асфальт исчезает.

"May Day! May Day! — закричал по рации пилот американского самолета.— Турбины отказали." Но никто его не услышал, поскольку радиоволны не могли распространяться, как прежде.

В Тихом Океане поднималось невиданное цунами. Созвездия теряли привычные очертания. Еще мгновение — и Земля слетела бы с орбиты. Столы и стулья уже инициировали процесс превращения в слонов и носорогов- Но тут Виктор Петрович проснулся, мигом сообразил, в чем дело и громко произнес:

— Тангенс сорока пяти градусов равен единице!

И все вернулось на свои круги.

"Что это было"?— подумал мотоциклист, выходя из поворота.

"I'm O'key"— доложил пилот.

"Хрррм! Грррм!",— буркнула крабообразная тварь в сторону фиолетового солнца.

Виктор Петрович посидел немного в задумчивости, потом обратился к коту:

— Вот что, голубчик. Теперь тебя зовут Котангенс.

С этого дня за миропорядок можно было не опасаться. Ведь кот, в отличие от абстрактной идеи, определенно существует. Какой эмпирик в этом усомнится?